Сегодня, 18 декабря, отмечает свой 60-летний юбилей знаменитый дагестанский борец Владимир Юмин.
В ряду выдающихся вольников современности имя Владимира Юмина стоит особняком. И дело здесь не только в его титулах, а он, напомним, является чемпионом Олимпийских игр, четырехкратным чемпионом мира, серебряным и бронзовым призером этих соревнований, трехкратным чемпионом Европы, обладателем Кубка мира и четырехкратным чемпионом СССР.
Те, кто хоть раз видел Юмина на ковре, не могли не проникнуться к нему симпатией, отмечая в нем бесшабашную удаль уличного бойца и виртуозную технику искушенного мастера. Возглавлявший долгие годы сборную СССР Юрий Шахмурадов, на глазах которого прошла вся карьера Юмина, назвал его в числе самых ярких борцов прошедшего столетия. «Для соперников Володя всегда был загадкой, — говорил в одном из своих интервью Юрий Аванесович, — никто из них не мог предвидеть, что он сделает в следующий момент, этого, пожалуй, не знал и он сам, поскольку действовал инстинктивно. Порою на ковре он выдавал такое, что дух захватывало. Не случайно же схватки с его участием были самыми красивыми и зрелищными».
Мы поздравляем Владимира Сергеевича с юбилеем, желаем ему хорошего настроения, здоровья, удачи в дела!
А посетителям нашего сайта предлагаем отрывок из книги Мурада Канаева «Мастера большого ковра», в котором Владимир Юмин вспоминает о первых своих шагах в спорте, о наиболее памятных эпизодах из своего борцовского прошлого.
ВОЛЬНИКУ ВОЛЯ
— Борьбой увлекся в спецучреждении для трудновоспитуемых в Каспийске, — вспоминает В. Юмин. — Сам-то я родился в Омске, потом жил у бабушки на Урале. Потом был детдом под Воронежем. Я рано остался без родителей, и по-другому, наверное, моя жизнь сложиться не могла. Вырваться из этого круга было трудно, и многие, кого я знал в те годы, так и не смогли свернуть с предначертанного им пути, продолжая скитаться по казенным учреждениям закрытого типа.
А мне повезло, и той соломинкой, которая меня вытащила из трясины, была борьба. Приобщился я к ней благодаря преподавателю физкультуры Гази Хайбулаеву, которого считаю своим первым тренером. Однажды, заглянув в спортзал, стал свидетелем его поединка со старшим воспитателем Халилом Рамазановым. Оба они неплохо боролись, в одно время даже входили в сборную Дагестана. Казалось бы, силы были неравны. Халил Рамазанович весил на 20 килограммов больше своего спарринг-партнера, но Гази Абдурахманович ни в чем не уступал своему более мощному оппоненту, а в одном из эпизодов и вовсе великолепным приемом бросил его на маты.
На меня это произвело такое сильное впечатление, что в тот момент мне ничего так не хотелось, как научиться приемам борьбы. Я собрал группу ребят, которые не прочь были составить мне компанию, и мы упросили Гази Абдурахмановича тренировать нас. Занимались по субботам и воскресеньям. Все шли в кино, а мы, лишая себя этого удовольствия, отправлялись в спортзал. На нас поглядывали с недоумением, но уважали. А вскоре, когда мы стали участвовать в соревнованиях и обязательно на них что-нибудь завоевывали, уважением к нам прониклось и начальство, которое ставило нас в пример остальным и не упускало случая похвастаться нашими достижениями перед всевозможными комиссиями, частенько заглядывавшими в наше учреждение.
СЛЕСАРЬ-ИНСТРУМЕНТАЛЬЩИК
Техническая подготовка всегда была моей сильной стороной. Ее основы заложил во мне Гази Абдурахманович. Наш физрук был отличным наставником, знал борьбу от и до, и остается только сожалеть, что он не посвятил себя тренерской деятельности. С Гази Абдурахмановичем я и по сей день поддерживаю отношения, а как с тренером с ним расстался, когда покинул спецучреждение.
Но мне вновь повезло, потому что на своем пути я повстречал Кадыра Пирсаидова. Мы не могли с ним не пересечься, так как в то время борьба в Каспийске культивировалась только в одном месте — во Дворце культуры, и единственным тренером там был Кадыр Абдуллаевич. К нему я и пришел в 1969 году.
Мой новый наставник многое повидал в жизни, отличался жестким, требовательным характером. С ним было нелегко, но в тот период мне, непоседливому и несколько вольному в поступках, именно такой человек и нужен был. Не делая поблажек, он в то же время проявлял трогательную заботу обо мне. Видя, как поначалу тяжело мне приходится, он подкидывал мне деньжат, водил к себе домой на обед.
Устроившись рабочим на завод «Дагдизель», я первое время получал не бог весть сколько. Помню, первая моя получка составила 27 рублей. Бывало, что у нас с ребятами в общежитии весь ужин состоял из буханки хлеба. Мы ее делили на четверых, макали хлеб в соль и запивали горячей водой. Со временем мне стали платить больше. Меня ценили в коллективе, обо мне знало начальство. В ударниках производства я не ходил, зато бил рекорды на спортивных площадках.
В те годы часто проводились спартакиады среди трудовых коллективов, и я всегда в них участвовал, защищая честь нашего славного предприятия. Играл в футбол, волейбол, баскетбол, выступал на соревнованиях по легкой атлетике, на которых, кстати, показывал довольно приличные результаты для спортсмена-любителя. Стометровку пробегал за 11,3 секунды, при росте 165 см в высоту брал метр восемьдесят, в длину прыгал на 6,70.
Два года я вкалывал слесарем-инструментальщиком, а когда появилась возможность полностью сосредоточиться на занятиях борьбой, без сожаления распрощался со своим заводским прошлым.
«ПОЖАР!»
Первый большой успех ко мне пришел в 1972 году, когда я на молодежном первенстве СССР завоевал золотую медаль. В решающей схватке одолел грузина Магалашвили, который после этого бросил вольную борьбу и переключился на самбо, став пятикратным чемпионом мира по этому единоборству.
В тот год у меня был шанс поехать на Олимпиаду. Для этого мне нужно было выиграть проходивший в Минске чемпионат страны по взрослым. Я не считал эту задачу невыполнимой, поскольку на сборах побеждал всех лучших борцов в категории до 52 кг. Но чемпионат я проспал. В буквальном смысле этого слова.
Впрочем, вся моя вина заключалась в том, что я доверился товарищу, который обещал зайти за мной перед тем, как отправиться в зал. Я безмятежно спал в своем гостиничном номере, когда он ворвался в него с криком: «Опаздываем, догоняй!». И тут же испарился. Соревнования должны были начаться через десять минут. Я, как ошпаренный, выбежал на улицу и стал отчаянно махать проносившимся мимо меня автомобилям. Остановилась пожарная машина. Водитель-грузин, поняв ситуацию, включил мигалку и на всей скорости помчался к Дворцу спорта. Я влетел в зал и тут же замер как вкопанный, услышав, как судья-информатор объявляет, что за неявку на схватку мне засчитано поражение. В тот момент мне меньше всего хотелось попасться под горячую руку своего тренера, и когда он меня окликнул своим зычным голосом, я так же стремительно, как влетел в зал, вылетел из него.
На этом мои злоключения в тот день не закончились. Готовясь к чемпионату, мне пришлось согнать восемь килограммов. Избавляясь от них, я практически ничего не ел, а когда все было уже позади и ничто меня не сдерживало, я дал волю разгулявшемуся аппетиту. То ли мне попалось что-то несвежее, то ли мой желудок после воздержания не справился с обилием пищи, поглощенной мною за один присест, но на следующее утро мой живот вздулся до размеров баскетбольного мяча.
Этот злополучный случай, после которого я долго не тренировался, стоил мне поездки на первенство Европы среди молодежи. Но всё же год я завершил на мажорной ноте, став победителем чемпионата России, проходившего в Махачкале.
ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
В 1973 году я открыл для себя Америку. Отправился туда в составе сборной СССР, приглашенной для участия в первом розыгрыше Кубка мира и товарищеских матчевых встречах с хозяевами. 24 дня мы путешествовали по городам и весям Америки и везде, где бы ни выступали, добивались убедительного превосходства.
В этом турне я выиграл все свои поединки, за исключением одного, в котором соперник зубами пробил мне голову. С наложенными на рану швами и перебинтованной головой через несколько дней я провел еще одну схватку. В ней тоже не обошлось без неприятности, правда, на этот раз пострадавшим оказался американский борец. Он неудачно упал на плечо, когда я делал «бедро», и поломал ключицу. Мужественный оказался парень, он после этого еще почти минуту простоял на мосту.
Это произошло во время матчевой встречи в Вашингтоне — последнем пункте нашего турне по Штатам. Мне нельзя было не участвовать в этой встрече, поскольку мы и так выступали неполным составом. Дело в том, что наша команда попала в автоаварию, в которой все получили какие-то травмы. Двое по этой причине не смогли бороться, а остальные, превозмогая боль, вышли на ковер.
Это обстоятельство не ускользнуло от внимания американской прессы, которая не скупилась на комплименты в наш адрес. В одном из телевизионных репортажей о нашем пребывании в США прозвучали такие слова: «Легче победить Красную Армию, чем советскую сборную». А предварял репортаж фрагмент из знаменитого выступления Никиты Хрущева на заседании ООН, когда он туфлей бил по трибуне и кричал: «Я вам покажу кузькину мать!».
Перед отъездом мы посетили Белый дом. После экскурсии по резиденции президентов США нас ждал банкет, на котором должен был присутствовать глава тогдашней американской администрации Ричард Никсон. Но он так и не появился, так как вынужден был срочно вылететь в Париж на похороны своего французского коллеги Жоржа Помпиду. Мы видели, как за окном взлетел вертолет, увозя президента в аэропорт. Вместо него нас приветствовал госсекретарь Генри Киссенджер, которого в те времена считали главным идеологическим врагом нашей страны, а сегодня он запросто приезжает в Россию и его принимает Владимир Путин.
С тех пор многое изменилось в мире, нет уже холодной войны и противоборствующих лагерей, вовлеченных в нее, и сегодня наши спортсмены, выезжающие за рубеж, не испытывают той враждебности, с которой порой сталкивались мы. В связи с этим не могу не вспомнить чемпионат мира 1974 года, который проходил в Стамбуле. Сейчас русские — самые желанные гости в Турции, а в ту пору турки нас не любили, и это было связано с напряженностью в отношениях между двумя странами. Кажется, тогда они особенно обострились из-за кипрской проблемы.
Каждый наш выход на ковер битком забитый огромный стадион сопровождал свистом, улюлюканьем и скандированием: «Урус, гав, гав, гав!». Больше всего турецкие тиффози почему-то невзлюбили меня. Один из них, прорвавшись к помосту, запустил в меня бутылкой. Это случилось во время моей финальной встречи с иранцем Хедером. Как раз в тот момент я наклонился, проходя в ногу соперника, и стеклянная бутылка угодила прямо в голову судьи, который повалился, как подкошенный. К счастью, арбитр быстро пришел в себя и, отделавшись синяком, сумел довести до конца этот поединок, принесший мне золотую медаль.
Следует заметить, что, несмотря на откровенную враждебность публики, наша сборная здорово выступила в Стамбуле, завоевав шесть наград высшей пробы из десяти. Помимо меня, чемпионами стали Насрула Насрулаев, Руслан Ашуралиев, Виктор Новожилов, Леван Тедиашвили и Владимир Гулюткин. В последующем я еще трижды становился чемпионом мира, но победа в Стамбуле для меня особенно дорога, так как она была первой.
ОЛИМПИЙСКИЕ БАТАЛИИ
Журналисты часто спрашивают спортсменов, какие чувства они испытывают в миг триумфа. Не знаю, кто как, но я обычно ничего, кроме опустошенности и усталости, не ощущал. Радость приходила потом, когда я возвращался домой и попадал в объятия друзей и болельщиков. И, пожалуй, лишь однажды, на Олимпийских играх в Монреале в 1976 году, я испытал безумное счастье и дал выход нахлынувшим на меня эмоциям.
Перед олимпийским турниром меня считали одним из главных претендентов на золотую медаль в категории до 57 кг, но уже после второго круга, в котором я уступил монголу Хойлогдоржу, многие поспешили поставить на мне крест. Так, одна из наших центральных газет, в которой был помещен репортаж о выступлении советских борцов в Монреале, назвала меня первым неудачником олимпийского турнира, лишившимся шансов на успех.
Самое обидное, что с этим монголом я всегда боролся хорошо. Годом ранее на чемпионате мира в Минске я у него выиграл с разницей более чем в 20 баллов. И в этом злополучном поединке до того, как в сложной завязке он поймал две мои руки и тушировал меня, мое преимущество над ним было подавляющим. По новым правилам схватку остановили бы и присудили бы мне чистую техническую победу. Жаль, что раньше не было этих правил. Сколько бы физических сил и нервной энергии мне удалось бы сэкономить! Я ведь, если выигрывал, то, как правило, выигрывал с большим счетом.
«Еще не все потеряно, — несколько успокоил меня в раздевалке возглавлявший в те годы сборную Союза Юрий Шахмурадов, который просчитал все возможные варианты развития событий в моем весе. — Только тебе надо всех класть или выигрывать явно».
Легко сказать, но я сам загнал себя в угол, не вняв предостережениям тренеров. На олимпийском турнире любой соперник способен преподнести сюрприз, говорили они, приводя примеры многих выдающихся борцов, которые, будучи объективно сильнее всех своих конкурентов, оставались без олимпийских медалей. Тот же Юрий Шахмурадов, которому все прочили победу на Играх в Мехико, не смог попасть даже в число призеров. Правда, в его случае не обошлось без очевидных судейских просчетов.
Надо сказать, судьи традиционно не жаловали советских борцов. Говорят, на них оказывали давление чиновники ФИЛА, которые не были заинтересованы в том, чтобы все медали уходили в одну страну. Эта предвзятость по отношению к нам проявлялась и в Монреале. Особенно не повезло Руслану Ашуралиеву и Роману Дмитриеву. У первого отняли победу в поединке с его извечным соперником — иранцем Барзегяром. Причем рефери поднял руку нашего борца, а собравшаяся позже судейская комиссия рассудила по-своему, отдав предпочтение иранцу. А в ситуации с Романом все было сделано так, чтобы в его весе чемпионом стал болгарин Хазар Исаев. У него, кстати, Дмитриев выиграл, но в результате манипуляций арбитров, которые «как надо» отсудили встречи с другими претендентами на медали, в конечном итоге на первое место вышел болгарин, а наш борец вынужден был довольствоваться серебром.
Из оставшихся соперников наибольшую опасность для меня представлял японец Араи, которому я проиграл в решающей встрече на чемпионате мира в Минске. Как-то, наблюдая за японцем со стороны, обнаружил за ним одну странность. Перед выходом на ковер он подходил к холодильнику, стоявшему в коридоре рядом с разминочным залом, засовывал в морозильник голову и секунд двадцать держал ее там. Заинтригованный, я проделал то же самое, и мне показалось, что эта процедура меня несколько взбодрила. Впрочем, у меня было свое проверенное средство поднятия тонуса — холодный душ. Я всегда старался его принимать перед поединками.
Короче говоря, с японцем я не испытал никаких проблем, разгромив его с крупным счетом. Такая же участь постигла и других претендентов на золото — немца Брюхерта и болгарина Дукова. Таким образом, перед заключительной частью состязаний мне удалось сравняться по штрафным очкам со всеми своими главными конкурентами. Многое теперь зависело для меня от схватки Брюхерта с иранцем Хедером. В случае победы первого я досрочно становился чемпионом, а при ином исходе мне еще предстояло побороться с Хедером.
До конца я эту встречу не досмотрел — после второго периода отправился в раздевалку. К этому времени Брюхерт безнадежно проигрывал, и, уже не надеясь на благоприятный для меня исход, я мысленно настраивался на решающий поединок с иранцем. Вдруг слышу невероятный шум и крики: «Немец выиграл, ты — чемпион!» — и тут же попадаю в объятия Сослана Андиева, Левана Тедиашвили и Вани Ярыгина, прибежавших в раздевалку сообщить мне радостную весть. А через мгновенье я уже смотрел на них сверху вниз, раскачиваясь на висевшей высоко под потолком огромной люстре, на которую не помню как на радостях взобрался.
Так мне удалось благополучно выпутаться из безнадежной, казалось бы, ситуации, в которую я себя загнал в начале турнира, и первым из советских борцов-вольников завоевать золотую медаль Монреальской олимпиады. А всего в активе нашей сборной было пять наград высшей пробы, которых также удостоились Павел Пинигин, Леван Тедиашвили, Иван Ярыгин и Сослан Андиев.
http://wrestdag.ru/