Олимпиадда
Как вы отрабатывали ваш коронный приём - «скручивание»?
– Во-первых, «скручивание» я начал делать до Сапунова, но не понимал, что у меня получается. Это было на уровне инстинкта, по силе моей. Я не мог даже проанализировать свои действия. И когда попал к Сапунову, и он увидел это, то он добавил к этому лишь движение.
Я никогда не любил отрабатывать на тренировках. Любил это делать на соревнованиях. На них у меня получалось лучше, чем на тренировке. Выработался инстинкт. Тело твоё, скорость твоя на уровне интуиции и инстинкта.
Когда работали с Сапуновым, то было 3, 4, 5 вариантов скручивания. Ведь у каждого свои были варианты «скручивания». У Хисамутдинова оно было с забеганием как-то, прогибом, у меня – своё.
Самое главное – быть наблюдательным. Я на тренировках и на сборах наблюдал за каждым борцом. Кто что делает. И в голове сто раз мысленно тренировал свой мозг, не только в физическом плане отрабатывал. Это даже знает Игуменов Виктор Михайлович. Прокручивал всё в голове по сто-двести раз. Мозг у меня практически не отдыхал. Тренировочный процесс шёл неотрывно. А когда выходил на соревнование, был нахалом. Хотя нахал – свободный человек.
Надо чувствовать себя свободным, не сковывать себя на ковре. И делать то, что у тебя мозг сто раз провернул. И у меня всё получалось. Чётко каждое движение. Из-за стократного прокручивания. Я знал, что даже, если человек будет ставить контрзащиту, сделаю всё то же самое в другую сторону.
Почему? А потому что на тренировках нельзя это было отрабатывать, потому что, если отрабатываешь на сборах в сборной страны, России, там наблюдают за тобой твои соперники, тренеры. Ты должен это делать на соревнованиях.
Вот говорят, есть психологические барьеры. Если его не будет, если он будет на 100% готов физически, и 100% духа, надо проводить и не бояться. Если ты боишься на соревнованиях проводить то, что отрабатывал на тренировках, как они делают, страхуются сто раз. Мы отрабатывали с Сапуновым практически всё на соревнованиях. Если на соревнованиях был какой-то конкретный бросок, мы его тщательно обрабатывали на проходящих соревнованиях - на всероссийских, всесоюзных, международных турнирах.
А концовка делалась на России и на Союзе - ставили точку своему приёму. Только на соревнованиях это можно проводить. На тренировках ты его можешь сто раз отрабатывать, а на соревнованиях ни разу не проведёшь. Чем оно отличается? Я считаю, что должен отрабатывать на соревнованиях. Это всегда и говорю ребятам.
Если ты на соревнованиях не умеешь отрабатывать, ставить себе задачи, цели, то есть ты будешь делать это над слабым, а над сильным ты никогда не сделаешь. Вот на чемпионате Европы в 1976 году сделал скручивание винтом, с рукой и головой. Я её практически делал на проходящих соревнованиях. А на Европе вышел и первую схватку борюсь с чемпионом Европы, чемпионом Олимпийских игр, болгарином. Я прямо вошёл в него и сделал приём. Не надо бояться и робеть. Делать - и всё получится. Всё будет нормально.
А с другой стороны, у меня такой характер был, что любил, чтобы за мной смотрели, наблюдали. Если за борцом, когда он борется, зрители не смотрят, он не интересен им или интересен только для тренеров, то считаю, что это – несостоявшийся борец. Меня всегда это вводило в азарт. Если я выходил бороться, то всегда старался бороться так, чтобы на меня обращали внимание. На ковре начинал финтифлюхи выкручивать. А зрителям это было интересно. У меня получалось, а когда ещё смотрят, больше входил в раж.
Было, когда соревнования шли на трёх коврах, то на двух коврах останавливались, когда я боролся - все смотрели мою схватку. Я был азартен, получал удовольствие, когда за мной зрители наблюдают, как искусно борюсь.
Поэтому не обязательно отрабатывать что-то на тренировке. На тренировке, скажу честно, всегда валял дурака. Делал какие-то приёмы, которых никогда не делаю, первоосновы, которые дети делают: кочерёжку, бедро, за руку и т.д. Но в голове всё это проворачивал. Была как бы двойная тренировка: пока дурака валяешь, мозг активно работает. Потому что твой соперник рядом с тобой тренируется. Я же смотрю, что он делает, смотрю на него (пара тренируется) и мысленно с ним уже борюсь. Боролся со своим напарником и смотрел на своего соперника. И поэтому соперники для меня уже загадками не были.
– Какой бой на Олимпиаде в Монреале вы назвали бы самым тяжёлым?
– В Монреале был румын Штефано Русо, который выиграл Олимпиаду в Москве. Но хочу сказать, что победа не была тяжёлой, она была просто по накалу напряжённой. Мы с ним много раз боролись, и у нас схватки заканчивались по-разному. У каждого спортсмена, каким бы он не был великим, всегда есть один неудобный соперник. Всё равно кто-то есть. Для меня таким являлся Русо. Но дело в том, что я вёл схватку. А когда схватку ведёшь, этого мало - надо смотреть ещё на настроение судей, на глаза арбитра, на главного судью. Смотришь, в какую сторону они хотят повернуть схватку. И вижу, что меня хотят «сплавлять» - ведь я веду три балла у Руссо. А меня хотят снять за неведение борьбы.
И тут вспомнил случай, рассказанный Сапуновым, когда тот боролся на чемпионате мира, вёл схватку с венгром и его хотели «сплавить». И он создал суматоху: взял и этого борца кинул на стол главного судьи. А пока они разбирались, ставили стол, обстановка разрядилась.
Меня секундировал Виктор Михайлович Игуменов. Провожу резкий нырок в корпус и якобы ударяюсь, падаю, ко мне подбегает врач. Виктор Михайлович, все озабочены, что с моей коленкой. Я говорю, что ничего – я устал, отдыхаю. Так разрядил обстановку.
Был третий период, и оставалось до конца схватки полторы минуты. Я полежал минут пять, отдохнул, обстановка разрядилась. А за полторы минуты уже в любом случае не снимут меня. И когда раздался свисток, я ему такую концовку дал! Он не успел в себя прийти. Он думал - всё, вроде Налбандян травму получил, мне завязали ногу, я просил, чтобы сильно не завязывали, что всё нормально. Так довёл схватку до конца.
Откровенно говоря, Олимпиаду я выиграл спокойно. Даже не прочувствовал. Не знаю, почему говорят, что это тяжело. Я не чувствовал страха, боролся, как на чемпионате Союза, который выиграл семь раз, два раза спартакиаду. Может быть, был такой возраст, психология.
На Олимпиаду должен был ехать Хисамутдинов, а он «сломался», и поставили меня. Но я не ехал проигрывать. Была мысль «смогу, не смогу». Но как не смогу, если тебе такая возможность представилась? И может быть, она предоставляется один раз в жизни? Я не чувствовал себя нагруженным. Видимо, так было суждено Богом. Стать олимпийским чемпионом. Хотя Виктор Михайлович после соревнований говорил: «Сурен, я своих пять золотых медалей отдал бы за одну твою олимпийскую». Было приятно слышать, но не осознавал до конца. Виктор Михайлович тогда сказал, что пойму это потом: «Через многие, долгие годы поймёшь, что ты сделал». А вот в Московскую Олимпиаду, конечно, нас подставили…
http://www.grb-22.narod.ru/interv_13_nalbandan.htm